Прочитав Апокалипсис целиком, мы видим, что он весь написан символическим,
условным языком. Только те, кто хорошо знал этот язык, могли его понимать
без особенного труда. Каждой эпохе присущ свой условный язык, он присущ
и нашему времени. Образы, присутствующие на каждой странице Апокалипсиса,
в каждой его строчке, о многом говорят людям, которые читали Книгу Еноха,
Книгу Вознесения Моисея, Книгу Юбилеев и другие апокалиптические произведения.
Возможно, что Апокалипсис Варуха был написан еще до Иоаннова Откровения,
и людям было понятно, что означают отдельные апокалиптические выражения.
В последующие эпохи наметилось два основных направления в понимании
Апокалипсиса. Приверженцы первого направления понимали весь символический
язык буквально. Как в I веке, так и в XX-м, они легко воспринимали эту
реалистическую, если не сказать материалистическую, эсхатологию с реальными
громами, катастрофами и видимым, вещественным вторжением небесных сил в
мир и борьбу с темными силами в виде войны Армагеддон. Между тем, зная
язык Священного Писания, можно убедиться, что главное в Апокалипсисе —
не символы, а то, что кроется за ними, то, что ясновидец хотел сказать
нам, что было ему открыто. Ведь пророку, ясновидцу, мудрецу открывается
не форма, в которой он излагает свое Богооткровение, а сущность. Сущность
же он передает теми средствами, которыми владеет и которые соответствуют
его аудитории.
Почему же людей так привлекала реалистическая эсхатология с вторжением
ангелов с настоящими мечами, которые крушат вавилонские башни и ломают
весь мир? В какой-то степени это происходит, если можно так сказать, от
особого рода маловерия или неверия. Дело в том, что когда человек видит
торжество зла на земле и не видит величия добра, он начинает страдать,
и естественное чувство справедливости, данное людям от Бога, требует некоего
реального возмездия и перерастает в мстительность. Когда люди смотрели
на ненавистные им города, на Рим, который распинал христиан, на Петербург,
построенный на костях, на Москву или на города современной цивилизации,
они шептали: «Вавилон будет разрушен» — и потирали руки с чувством глубокого
удовлетворения. Это мстительная эсхатология — человеку хочется, чтобы Бог
взял дубину и все сокрушил.
Но у Господа Бога Свои планы. Ожидание того, что завтра явятся знамения
и начнет все рушиться, а мы будем говорить людям неверующим: «ага! вот
вы вчера над нами смеялись, а сегодня Господь Бог вам все это показал!»
— такое ожидание неблагородно. Но именно такого рода упование и движет
людьми, когда они ожидают реалистической эсхатологии. Это очень сильное
чувство, оно подобно глубоким страстям, которые трудно вырвать из сердца,
и это понятно каждому. Цивилизации во все времена часто напоминали «Вавилон»,
они попирали достоинство человека. А люди, глядя на это, думали — вот оно,
земное торжество. Но когда человек вспоминал, что Господь Бог все это разрушит,
ему становилось легче на душе. Думается, что мы должны подходить к этому
иначе, с другими чувствами, во всяком случае, без злорадства.
Эта маленькая преамбула поможет объяснить, с чем связаны многочисленные
ошибочные реалистические толкования Апокалипсиса. Историю его изучения
можно было бы назвать так: понимание Апокалипсиса и злоупотребление им.
С самого начала Апокалипсис был встречен непросто. Дело в том, что в начале
II века, когда он стал распространяться, большинство сирийских и греческих
церквей целиком восприняли эллинистическую культуру. Апокалипсис же нес
в себе слишком большой груз ветхозаветных восточных символов. Многие уже
не понимали их, поэтому он был единственной из книг Нового Завета, которая
еще в древней Церкви подвергалась критическому анализу. Некоторые даже
отвергали ее. Так, св. Дионисий Александрийский (II–III в. н.э.) считал,
что Апокалипсис написан не апостолом Иоанном. Но все-таки Церковь признала
Апокалипсис священной книгой, хотя в богослужении она у нас не употребляется,
что тоже связано именно с этой укрепившейся в Церкви эллинистической традицией.
Тем не менее Апокалипсис всегда привлекал к себе большое внимание.
Во II веке возникло движение монтанистов. В Малой Азии, в стране диких
оргиастических культов, пророк Монтан и две пророчицы, бывшие когда-то
языческими прорицательницами, возглавили движение, которое явилось реакцией
на стагнацию в Церкви. Поймите это правильно: Церковь упорядочилась, она
в чем-то стала связана с жизнью обычных людей, но при этом теряла свой
динамизм, ту насыщенность огнем и Духом, тот эмоциональный накал, который
был свойственен ей в первые века. Отцы Церкви уже начинали внушать людям,
что время конца неизвестно, что, во всяком случае, он не наступит вот-вот
и надо жить сегодняшним днем. Именно против этого восстал Монтан. Он смутил
многих и даже образовал самостоятельную монтанистскую церковь. Монтан считал
себя тем утешителем, который был обещан Христом, и предсказывал близкий
конец мира.
С тех пор эсхатологические движения неоднократно вспыхивали в различных
ответвлениях христианской Церкви, продолжая существовать вплоть до наших
дней. Время от времени появляется кто-то, находящий в Апокалипсисе «точные»
приметы своей эпохи, и начинает возвещать конец света, что является сильнодействующей
приманкой для людей слабых или склонных к излишней экзальтации. Особенно
привлекает людей идея тысячелетнего царства Христова, поэтому в греческой
церкви были распространены идеи хилиазма (от греч. хилиас, «тысяча»). Время
от времени и в современном нам мире, в его недавно христианизированных
и малоцивилизованных уголках, вспыхивает движение милленаристов (от лат.
милле, что тоже означает «тысяча»). Временами и адвентисты седьмого дня
— члены одного из ответвлений протестантизма — «точно» вычисляют дату Страшного
Суда. Но несколько таких дат уже прошло (очевидно, за две тысячи лет их
было немало), а предсказанное светопреставление так и не наступило.
Пожалуй, можно сказать, что такое исступленное ожидание конца — нездоровое
явление духовной жизни, оно в корне противоречит самой идее упования на
Господа, противоречит христианским воззрениям на те свойства человеческой
личности, к которым обращался Христос и носителем которых был Он Сам —
на веру, надежду, терпение и кротость.
Суммируя основной тезис христианской эсхатологии, один человек говорил,
что мы должны жить так, как будто завтра наступит Страшный Суд, и трудиться,
словно впереди у нас вечность, то есть не откладывать дело своего спасения
(«бодрствуйте и молитесь» — учит нас Евангелие), но и никуда не торопиться.
Мы не должны навязывать Господу свои желания, а с радостью и терпением
выполнять Его волю.